Котёночек
Котёночек
Иногда во сне я предпринимаю решительные действия и достигаю успехов в борьбе за здоровье. Правда, после сна особого эффекта не наблюдаю. Зато сегодня оздоровился настолько, что не хотелось просыпаться, и я отправился погулять в прошлое. Прошлое было, как полагается быть прошлому, в меру нищее и в меру отсталое. Грязь, редкие экипажи, чуть аляповатые под свечное освещение костюмы благородных, серые и помятые одежды бедных. Кажется, я попал во времена сентиментальных романов и даже не понял, как из своего Чертаново, бывшего тогда отсталой деревней, оказался в центре Москвы без помощи метро, трамвая или такси.
Недалеко от стройки ХХС какая-то девчушка продавала котенка и просила 50 копеек. Котенок был милый и чистенький, как и полагается в момент продажи, а девчушка замызганная и не шибко хитрая. Зато прием попрошайничества явно был придуман взрослыми. 50 копеек за котенка откровенно слишком дорого. Ну, дашь такой на бедность копейку и пройдешь мимо. Котят как и в наши времена с избытком. Их тогда успешно топили, а пироги с котятами стали популярными позднее, при большевиках. Я отошел в сторону Москва-реки и задумался о котятах. Времена старые, а проблемы трудоустройства котят при новых хозяевах вполне современные.
На берегу Москва-реки я вдруг понял положительную сторону моего стремления в прошлое – воздух был гораздо чище. В городе гнили разные отбросы, кое-где пахло из сортиров, на берегу пахло меньше. Да, в мире без машин дышалось иначе. Я радостно вдыхал воздух и разные фразы современников той эпохи о гнетущей атмосфере царизма воспринимались как нечто непонятное и неестественное. Видимо, знакомство с будущем заставляло взглянуть на мир иначе. И ещё, меня абсолютно не смущало отсутствие современных строений – серого Дома на набережной, новодела ХСС, памятника Петру работы Церетели. Я смотрел на двухэтажные каменные особнячки, деревянные домишки, заборы, сараи и ничего не хотел переделывать. Главное, что кашель курильщика исчез, а воздух был как на курорте.
Вернувшись на прежнее место, я снова увидел девчушку и какого-то мужчину. Он хотел взять котенка и говорил – вон, барыня посылает тебе 50 копеек за котенка. Девчушка цеплялась за котенка и явно не хотела понять, как ей повезло. Ведь котенок всё равно вырастет во взрослую кошку, придется новых котят покупать, а их за пятак хоть десяток можно купить на рынке. Привыкла попрошайничать, привыкла к котенку или, наоборот, ещё не привыкла и не приноровилась проявлять инициативу без родителей. Что-то мне её стало жалко, я подошёл и сказал, что в таких делах лучше всего посоветоваться с мамой и принести котёнка завтра на дом. Благо, сама барыня жила буквально за двести метров. Потом отозвал девчушку в сторону, дал двадцать копеек старыми деньгами и захотел схулиганить. Я достал из кармана монету в 50 копеек времен Лужкова и открытку с новоделом ХСС, видом на идиотский пешеходный мост через Москва-реку и зад памятника Петру Первому работы Церетели. Затем с важным видом сказал – живи долго, если проживешь двести лет, сможешь истратить.
Девчушка не стала отказываться от странной монетки и обалдевшими глазами уставилась на открытку. От замешательства девчушка удивленно протянула – она настоящая? Видимо, перепутала слова, хотела спросить не фальшивая ли она как непонятная монетка в 50 копеек. – Нет, она не настоящая, она будущая и открытка не настоящая, а будущая, - ответил я и понял, что пора возвращаться, то есть просыпаться.
Просыпаться не хотелось, хотелось из этой истории сочинить душещипательный рассказ, чтобы читатели плакали и рыдали. Для этого надо было перенести действие куда-нибудь в Лондон, обильный аристократами и красивыми экипажами. Грязный лондонский туман и фразы о давящей лондонской атмосфере обязаны были добавить страданий, а цены на котят кусаться. Монетку из будущего можно было заменить на китайскую, мол, доживешь, за границу слетаешь. Мысль моя начала путаться. Рассказ получался красивым, но противоречащим сути моего жеста. Мне хотелось, чтобы монетка времен Лужкова была найдена потом в наше время и издевательски блестела перед глазами современных археологов и историков. Мне хотелось, чтобы потом хоть кто-то из них выдумал теорию, мол, некоторые нумизматы прошлого сообразили, что собирать надо не монеты из прошлого, а монеты из будущего. Для будущего больше подходят деньги из будущего и т.д.
Увы, я проснулся и в Лондон не попал. А мог бы попасть и написать во сне крайне слезоточивый рассказ о моем похождении. Уже наяву я потянулся за сигаретой, отравил себя дымом и вспомнил фразу из стихотворения Радищего про крепостных «в нас все таланты пропадают», вспомнил сюжет рассказа, монетку из алюминия в 50 фэней, даденную в придажу к реальным старым двум пенсам, удивился его нелепости и лакунам сюжета и решил, что к творчеству во сне надо относиться намного серьезней.
Иногда во сне я предпринимаю решительные действия и достигаю успехов в борьбе за здоровье. Правда, после сна особого эффекта не наблюдаю. Зато сегодня оздоровился настолько, что не хотелось просыпаться, и я отправился погулять в прошлое. Прошлое было, как полагается быть прошлому, в меру нищее и в меру отсталое. Грязь, редкие экипажи, чуть аляповатые под свечное освещение костюмы благородных, серые и помятые одежды бедных. Кажется, я попал во времена сентиментальных романов и даже не понял, как из своего Чертаново, бывшего тогда отсталой деревней, оказался в центре Москвы без помощи метро, трамвая или такси.
Недалеко от стройки ХХС какая-то девчушка продавала котенка и просила 50 копеек. Котенок был милый и чистенький, как и полагается в момент продажи, а девчушка замызганная и не шибко хитрая. Зато прием попрошайничества явно был придуман взрослыми. 50 копеек за котенка откровенно слишком дорого. Ну, дашь такой на бедность копейку и пройдешь мимо. Котят как и в наши времена с избытком. Их тогда успешно топили, а пироги с котятами стали популярными позднее, при большевиках. Я отошел в сторону Москва-реки и задумался о котятах. Времена старые, а проблемы трудоустройства котят при новых хозяевах вполне современные.
На берегу Москва-реки я вдруг понял положительную сторону моего стремления в прошлое – воздух был гораздо чище. В городе гнили разные отбросы, кое-где пахло из сортиров, на берегу пахло меньше. Да, в мире без машин дышалось иначе. Я радостно вдыхал воздух и разные фразы современников той эпохи о гнетущей атмосфере царизма воспринимались как нечто непонятное и неестественное. Видимо, знакомство с будущем заставляло взглянуть на мир иначе. И ещё, меня абсолютно не смущало отсутствие современных строений – серого Дома на набережной, новодела ХСС, памятника Петру работы Церетели. Я смотрел на двухэтажные каменные особнячки, деревянные домишки, заборы, сараи и ничего не хотел переделывать. Главное, что кашель курильщика исчез, а воздух был как на курорте.
Вернувшись на прежнее место, я снова увидел девчушку и какого-то мужчину. Он хотел взять котенка и говорил – вон, барыня посылает тебе 50 копеек за котенка. Девчушка цеплялась за котенка и явно не хотела понять, как ей повезло. Ведь котенок всё равно вырастет во взрослую кошку, придется новых котят покупать, а их за пятак хоть десяток можно купить на рынке. Привыкла попрошайничать, привыкла к котенку или, наоборот, ещё не привыкла и не приноровилась проявлять инициативу без родителей. Что-то мне её стало жалко, я подошёл и сказал, что в таких делах лучше всего посоветоваться с мамой и принести котёнка завтра на дом. Благо, сама барыня жила буквально за двести метров. Потом отозвал девчушку в сторону, дал двадцать копеек старыми деньгами и захотел схулиганить. Я достал из кармана монету в 50 копеек времен Лужкова и открытку с новоделом ХСС, видом на идиотский пешеходный мост через Москва-реку и зад памятника Петру Первому работы Церетели. Затем с важным видом сказал – живи долго, если проживешь двести лет, сможешь истратить.
Девчушка не стала отказываться от странной монетки и обалдевшими глазами уставилась на открытку. От замешательства девчушка удивленно протянула – она настоящая? Видимо, перепутала слова, хотела спросить не фальшивая ли она как непонятная монетка в 50 копеек. – Нет, она не настоящая, она будущая и открытка не настоящая, а будущая, - ответил я и понял, что пора возвращаться, то есть просыпаться.
Просыпаться не хотелось, хотелось из этой истории сочинить душещипательный рассказ, чтобы читатели плакали и рыдали. Для этого надо было перенести действие куда-нибудь в Лондон, обильный аристократами и красивыми экипажами. Грязный лондонский туман и фразы о давящей лондонской атмосфере обязаны были добавить страданий, а цены на котят кусаться. Монетку из будущего можно было заменить на китайскую, мол, доживешь, за границу слетаешь. Мысль моя начала путаться. Рассказ получался красивым, но противоречащим сути моего жеста. Мне хотелось, чтобы монетка времен Лужкова была найдена потом в наше время и издевательски блестела перед глазами современных археологов и историков. Мне хотелось, чтобы потом хоть кто-то из них выдумал теорию, мол, некоторые нумизматы прошлого сообразили, что собирать надо не монеты из прошлого, а монеты из будущего. Для будущего больше подходят деньги из будущего и т.д.
Увы, я проснулся и в Лондон не попал. А мог бы попасть и написать во сне крайне слезоточивый рассказ о моем похождении. Уже наяву я потянулся за сигаретой, отравил себя дымом и вспомнил фразу из стихотворения Радищего про крепостных «в нас все таланты пропадают», вспомнил сюжет рассказа, монетку из алюминия в 50 фэней, даденную в придажу к реальным старым двум пенсам, удивился его нелепости и лакунам сюжета и решил, что к творчеству во сне надо относиться намного серьезней.