Как мужик обиделся
Никанор первопутком ходил в извоз,
А к траве ворочался до дому.
Почитай, и немного ночей пришлось
Миловаться с женой за год ему!
Ну, да он был старательный мужичок:
Сходит в баньку, поест, побреется,
Заберется к хозяюшке под бочок —
И, глядишь, человек согреется.
А Матрена рожать здорова была!
То есть экая баба клятая:
Муж на пасху воротится — тяжела.
На крещенье придет — брюхатая!
Никанор, огорченья не утая,
Разговор с ней повел по-строгому:
«Ты, Матрена, крольчиха аль попадья?
Снова носишь? Побойся бога, мол!»
Тут уперла она кулаки в бока:
«Спрячь глаза,— говорит,— бесстыжие!
Аль в моих куличах не твоя мука?
Все ребята в тебя. Все — рыжие!»
Начала она зыбку качать ногой,
А мужик лишь глазами хлопает:
На коленях — малец, у груди — другой,
Да еще трое лазят по полу!
Он, конешно, кормил их своим трудом,
Но однако же не без жалобы:
«Положительно, граждане, детский дом:
На пять баб за глаза достало бы!»
Постарел Никанор. Раз — глаза протер,
Глядь-поглядь, а ребята взрослые.
Стал Никита шахтер, а Федот — монтер,
Все — большие, ширококостые!
Вот по горницам ходит старик, ворча:
«Без ребят обернулся где бы я?
Захвораю — так кличу сынка-врача,
Лук сажу — агронома требую!
Про сынов моих слава идет окрест,
Что ни дочка — голубка сизая!
А как сядут за стол на двенадцать мест,
Так куда тебе полк — дивизия!..»
Поседела Матренина голова:
Уходилась с такою оравою.
За труды порешила ее Москва
Наградить «Материнской славою».
Муж прослышал и с поля домой попер,
В тот же вечер с хозяйкой свиделся.
«Нынче я,— заявляет ей Никанор,—
На Верховный Совет обиделся.
Нету слов,— говорит,— хоть куда декрет:
Наградить тебя — дело нужное,
Да в декрете пустячной статейки нет:
Про мои про заслуги мужние!
Наше дело, конечно, оно пустяк,
Но меня забижают, вижу я:
Тут, вертись не вертись, а ведь как-никак —
Все ребята в меня. Все — рыжие!
Девять парней — что соколы, и опять —
Трое девок, и все красавицы!
Ты Калинычу, мать, не забудь сказать!
Без опары пирог не ставится,
Уж коли ему орден навесить жаль,
Все ж пускай обратит внимание
И велит мужикам нацеплять медаль —
Не за доблесть, так за старание.
Коль поправку мою он внесет в декрет —
Мы с тобой, моя лебедь белая,
Поживем-поживем да под старость лет
Октябренка, глядишь, и сделаем!»
Дмитрий Кедрин. 4 мая 1945
Понятно, что стишок заказной. Большевички к концу войны вдруг обнаружили, что явно перебрали с потерями. А были ещё планы репрессий и расширения ГУЛАГа, здорово повымершего за годы войны. Естественно, рожать и кормить детей полагалось за спасибо. Медали и ордена дешево стоят, а продукты дорого. Обратим внимание на важность сыновей - расходный материал для соцстроительства и войн. Обратим также внимание на качество стиха. Тогда поэтом было быть выгодно, но и качество демагогии требовали. Хотя и тут есть недочеты.
Никанор первопутком ходил в извоз,
А к траве ворочался до дому.
Извоз в сталинское время кончился. Автомобили и трактора сделали извоз ненужным. Налицо подражание прошлому. Однако ж, поэт допустил своеволие - вспомнил о роли мужчины в многодетной семье. Да ещё недопустимое в наше время утверждение, что жена должна рожать от мужа. Хотя стишок по сути правилен - мужик это подкаблучник, определять количество детей в семье не имеет право, его дело кормить жену и детей, а хозяйка в доме жена.
Реальная политика Сталина после войны была проста. Алименты отменили, чтобы мужчины не боялись заводить детей от разных женщин. Женщина сама должна была своим поведением сделать так, чтобы мужчине не захотелось от неё сбежать. Как только подросло новое поколение, не знавшее войны и имевшее приблизительно равное количество мужчин и женщин, правила игры снова сменили. Ввели алименты, а также на местах стали принижать мужчин, например, выдавать получку не мужу, а жене, если жена обвинит мужа в пьянстве.
Вывод прост. Все правила игры при большевиках иллюзорны. Сегодня одно постановление правительства, завтра - другое. То мужика нужно хоть немного ценить, то давить. То семья важна, то семья не нужна.
Впрочем, для прогнозирования важнее иное. Когда начинают убивать народ, то не могут вовремя остановиться. Подставили страну в 1941 году. Потом тупо клали народ под Ржевом и Вязьмой. Задумались о нехватке народа только под Сталинградом. В 1945 году поняли, что задумались слишком поздно. Всё равно потеряли больше, чем планировали. Так и в наше время. Сейчас бодро смотрят на засекреченную цифирь о сокращении численности русского народа и воображают, будто в любой момент могут остановить процесс. Аж насчитали "лишние" 17 миллионов. Потом обнаружат, что не было "лишних" 17 миллионов, был дефицит в 40 миллионов. Обычное свойство страдающих от избытка жестокости людей, им кажется, что всех и вся держат под контролем, а на самом деле себя не контролируют и грезят - ну, ничего, наштампуем миллиончик медалей за материнство по 10 рубликов за штуку, наймем пару поэтов, бабы срочно рожать бросятся, а мужикам алименты и положение подкаблучников только в радость.