kosarex (kosarex) wrote,
kosarex
kosarex

Categories:

Старушечьи воспоминания

Когда жил несколько дней в Алуште, соседнюю комнату занимала старушка Галя. Для своих лет выглядела отлично, ей почти 89, а она по утрам мужественно, уж не знаю с какими остановками, брела вниз к пляжу. Там купалась. Назад возвращалась на транспорте. Все признаки старости были налицо - грузность, глухота, медлительность. Но ведь дожила до наших дней и кое-как ходит не только по комнате. Общаться с ней можно было в основном в одну сторону - меня толком не слышит, но сама говорит выполне нормально. Сын с его женой отдыхал отдельно от неё, раз в день забегал, приносил продукты и общался, всунув ей в ухо слуховой аппарат. Сама она слуховой аппарат не любила.

Я её немножко угостил, а через день она рассказала мне историю свою и своей семьи. Она ассирийка. Мать приехала в Россию до революции с родителями и даже получила 4 класса образования, чем гордилась. Отец, её будущий муж, приехал позже. Унего было иное достоинство - знал ближневосточные языки. Жили в Персии, знал фарси, и языки соседей по селу - азербайджанский, армянский и иврит. На каком уровне знал, сказать трудно. Фарси знал неплохо, при случае подрабатывал переводчиком при иранцах, заезжавших на советскую Украину в 20-ые.

Устроился её отец в Донецке неплохо, работал на кондитерской фабрике. Престижное место в то голодное время. Мать тоже работала, но зарабатывала меньше. В 30-ые ситуация стала опаснее, способность к заграничным контактам и зарубежное происхождение из плюса стали минусом. Короче, в 1937 году его арестовали. В Грузии ассирийцев и греков массового репрессировали для очищения Грузии от инородцев. В Донецке попал под общую волну арестов.

Интересна история его освобождения. После допросов НКВД он серьезно заболел. Считал, что сделали это сознательно, для повышения общей смертности. Три месяца держали заключенных без бани, выбивали чистосердечные признания, потом повели мыться и сознательно распахнули все двери, устроили сквозняк. То есть, после бани заставили всех продрогнуть от холода и сквозняка. У него начались проблемы с легкими.

Больных отправляли в лазарет, где толком не лечили. Но отцу Гали повезло, там работала медсестра-еврейка, поэтому он ей на иврите сказал - я в беде, помоги мне. Та вздрогнула, судя по дальнейшим событиям, поняла, что к ней обратился на иврите мужчина семитской наружности. Дальше общались на русском. Состояние отца Гали, как и многих, попавших вместе с ним в сталинский застенок ухудшалось. Но медсестра помогла ему выбраться на свободу.

Она организовала бумагу, что ему осталось жить несколько недель, поэтому его дело должно разбираться и должно быть принято решение - он должен умереть в застенке, или быть выпущенным на свободу, поскольку не опасен. Она научила его правильно вести себя при рассмотрении его дела. Надо было спокойно ответить на формальные вопросы, имя, фамилия, статья, далее не давать комиссии и слова сказать, вести себя наступательно. Он поступил в полном соответствии с указаниями медсестры. Назвал себя и прочее, затем перешел в наступление - почему меня обвиняют в том, что я хотел конфетами отравить весь Донецк? Почему обвиняют, что даже Азовское море хотел отравить? Комиссия слушала долгую речь, полную вздорных обвинений, предъявленных следствием, шушукалась, удивлялась, но главное было в справке - скоро умрет, не опасен. Ему повезло - арестовали в 37-ом, выпустили в 40-вом.

Вернулся он домой абсолютно больным. Лечил его весь дом и все знакомые, независимо от национальности. Он постоянно дрожал от холода, ночью согревался рядом с женой, а пока жена была на работе, лежал на сооруженном соседями топчане у печки на общей кухне. Рядом с его домом жил владелей коровы, который бесплатно, именно ему приносил чекушку молока. Великая ценность в то голодное время. На лекарства скидывались, детям помогали, почти год выхаживали.

Галя считает, что ранняя смерть отца в 54 года напрямую связана с ударом по здоровью из-за тех почти трех лет в лапах НКВД. Умер её отец после войны в 50-ые. Мать тоже умерла рано. Не дожила до 60-ти.

В этой системе выпуска на свободу малого количества заключенных лежал большой смысл. Официально поддерживалась идея, что зря не сажают, а заключенным обеспечивают нормальные условия существования. Однако, официальная пропаганда невольно работала на снижения страха перед системой. Надо было дать знать, что схватить могут любого, в тюрьмах ужасные условия, люди мрут как мухи, расстрельные команды бесчинствуют, следователи силой принуждают подписывать нелепые обвинения. Отпустили умирать, человек рассказал правду, навел ужас, потом умер. Где доказательства, что говорил правду? Все боятся, ничего никому доказать не могут, а можно уже запуганному населению врать про счастливую страну и зажиточность, когда чекушка молока уже великая ценность, которую отец Гали до смерти вспоминал как великий дар, поскольку владельцу коровы тоже нужны деньги, тоже надо детей кормить, каждая копейка дорога в стране, где "за столом никто не лишний".

Вот пример сталинизма - заставляли любить через страх и нищету, беспомощность и крикливые лозунги на улице. Одному повезло, знал иврит, имел нерусскую наружность, но это счастливый билет для единиц, да и счастье сомнительное - тяжелое заболевание, мучения, ранняя смерть.
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Comments allowed for friends only

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments